По состоянию на 21 июня 2017 года, 55-летие Виктора Цоя, последним официально великим русским поэтом остается Владимир Высоцкий. Конечно, таким поэтом он стал не при жизни. Заживо он был актер Таганки, запойный алкоголик, наркоман, муж Марины Влади и «не стоит рифмовать кричу — торчу». Большие современники системы «Вознесенский — Евтушенко» считали Высоцкого скорее талантливым многостаночником, чем прямым конкурентом. До высоцких похорон его назвал настоящим поэтом только Иосиф Бродский, в некоторой запальчивости поставив даже выше Маяковского. Впрочем, плох тот Бродский, который поступил бы иначе.
На пьедестал Владимира Семеновича возвели в разгар перестройки, в 1987-88 гг., накануне и вокруг его первого всенародного юбилея (50 лет). И совершенно справедливо. Он продолжил гуманистические традиции великой русской литературы, показав СССР во всем тусклом многоцветии его распада. Личность Высоцкого распадалась вместе с окружающим макромиром — отсюда и «у дельфина вспорото брюхо винтом», и «мой финиш — горизонт, а лента — край Земли» и «ангелы поют такими злыми голосами». Дойти до края как можно быстрее и рассосаться за ним.
Если бы мертвым вдруг начали давать Нобелевские премии, Высоцкий от лица русской литературы ее уже заслужил.
Потом великих русских поэтов быть уже как бы и не могло: в 1991-м началась эпоха, когда поэт никак не больше, чем поэт. И не отдельная даже дисциплина вовсе, а просто писатель, излагающий мысли в стихах. По основному назначению — развлекатель великосветских салонов. Какое уж тут страшное его величье!
Но если такая персона — мертвая, конечно — вдруг появится, то она — Виктор Цой. После Высоцкого следующий — он. Правда, еще не нашелся нобелиат, кто поставил бы Цоя выше, скажем, Бориса Пастернака. Пока вся надежда на Боба Дилана, а там кто его знает.
Я долго сомневался, в каком формате написать текст к 55-летию Цоя. Ведь, как в старом анекдоте про Рабиновича и пустые листовки на Красной площади, чего писать, когда и так все ясно. Но не писать тоже нельзя, иначе, когда Боб Дилан поставит этого героя над Пастернаком, мне неприлично будет вопить: «А что ж я говорил! А я…»
И формат, кажется, найден. Параграф единого учебника русской литературы для 11-го класса средней общеобразовательной школы. Объясняющий взрословатым школьникам про Виктора Цоя. Учебник готовится и должен выйти в 2018 году, вскоре после президентских выборов, но до начала следующего учебного года. Кто знает, может, мой параграф туда попадет?
А вдруг в Стокгольме опомнятся и создадут подчиненное нобелевскому комитету Общество мертвых поэтов, каждый лауреат которого получит спецверсию Нобелевки? Вот тут-то мы оттопчемся по полной.
Главный подарок отчим сделал пасынку чуть позднее, познакомив его с молодым офицером КГБ СССР Владимиром Путиным
Виктор Цой. Для единого учебника литературы.
Последний крупный поэт советского периода родился 21 июня 1962 года в Ленинграде, в семье инженера и учительницы физкультуры. Дед Виктора Максим Петрович (по другим данным — Максим Максимович) Цой работал в органах КГБ СССР, поэтому в доме Цоев всегда царило исключительное уважение к этой организации, которое поэт пронес через всю свою непродолжительную биографию.
В 1973 году родители Виктора Цоя разошлись, и дальше он воспитывался в зажиточной (по советским меркам) еврейской семье: отчимом будущего классика российского стиха стал известный специалист по антиквариату Илья Трабер. От отчима Виктор унаследовал склонность к изобразительному искусству. Илья Трабер способствовал поступлению пасынка сначала в Ленинградское художественное училище имени Валентина Серова, а затем и в СГПТУ-61 на специальность «резчик по дереву». Японские миниатюрные скульптуры «нецкэ», которые в изобилии изготовлял Виктор Цой, успешно продавались г-ном Трабером на ленинградском арт-рынке. Доходы от этого бизнеса позволили Виктору и его партнерам записать в 1982 году первый альбом песен — «45» (в названии альбома зашифрована непреходящая память о Великой Победе советского народа над нацизмом).
Но главный подарок отчим сделал пасынку чуть позднее, познакомив его с молодым офицером КГБ СССР Владимиром Путиным. Будущий президент России тогда курировал новые художественные направления и поиски в среде творческой молодежи Ленинграда. Виктор и Владимир крепко подружились. В 1983 году на конспиративной квартире в г. Выборге г-н Путин знакомит юного друга с культовым американо-китайским актером и сценаристом Брюсом Ли. Знакомство стало судьбоносным: Виктор Цой начинает подражать Брюсу Ли и во многом копировать внешний облик иностранный звезды.
В начале 1980-х гг. Путина и Цоя (опять же, не без прямого и косвенного влияния со стороны легендарного Брюса Ли) объединяет новое совместное увлечение — восточные единоборства. Некоторое время они вместе занимаются дзюдо в клубе «Турбостроитель» Ленинградского металлического завода под руководством знаменитого тренера Анатолия Рахлина. К этому же периоду относится знакомство Виктора с членами клуба братьями Ротенбергами, Аркадием и Борисом. Кто знает, доживи выдающийся русский поэт до возвращения Крыма в состав России, может быть, он тоже попал бы под западные санкции и стал бы акционером компании, строящей Керченский мост! Но, увы, судьба распорядилась иначе.
В 1982 году Виктор Цой создает свой первый признанный шедевр — «Алюминиевые огурцы».
Здравствуйте, девочки,
Здравствуйте, мальчики,
Смотрите на меня в окно,
И мне кидайте свои пальчики, да.
Ведь я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле,
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Три чукотских мудреца твердят, твердят
Мне без конца —
Металл не принесет плода,
Игра не стоит свеч, а результат труда.
Ведь я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле,
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
В этом стихотворении — поистине отчаянная апология русского труда. Бессмысленного и беспощадного, как бунт. Чтобы достичь результата, русский человек должен поставить себя в условия полностью безнадежные, как бы заведомо обречь себя на неуспех: кто же отважится получить урожай металлических овощей с брезентовых почв? Но в таком неуспехе и коренится гарантия конечного успеха. Огурцы обязательно взойдут, как холодное русское Солнце. Западному, особенно протестантскому уму чуждо подобное понимание целеполагания и этики труда. Только у нас труд — дело героическое, подвижническое, и Виктор Цой простыми ленинградскими словами раскрывает эту глубинную мысль.
Стихотворение также считается первым пророчеством о крупном бизнесмене Романе Абрамовиче, который в 2000 г. стал губернатором Чукотки (отсюда три чукотских мудреца), а потом сконцентрировал в своих руках контроль над большей частью российской алюминиевой отрасли.
В 1983 году в жизни поэта наступает яркий драматический момент: его пытаются призвать в Советскую армию. Виктор Цой, бесспорно, был последовательным патриотом своей страны и не отвергал саму идею срочной службы. Однако высоким был риск отправки художника в Демократическую республику Афганистан с перспективой верной гибели. Друзья не хотели и не могли этого допустить. По совету Владимира Путина г-н Цой с маникально-депрессивным психозом был госпитализирован в известную психиатрическую клинику имени св. Николая Чудотворца на набережной Мойки, 126. Подтвердить диагноз оказалось несложно: в приемном покое клиники поэт рассказал о своей недавней встрече с Брюсом Ли (который, по официальной версии, погиб еще в 1973 г., на самом же деле изменил фамилию и странствовал по миру с документами прикрытия КГБ СССР, выполняя особо деликатные поручения в странах АТР). Так святой Николай совершил очередное свое чудо, избавив последнего кумира русской поэзии от афганской войны. В больнице на Мойке было написано знаковое стихотворение этого творческого периода Цоя — «Транквилизатор»:
Камни врезаются в окна, как молнии Индры.
Я нахожу это дело довольно забавным.
Ты понимаешь, что мне было нужно развлечься.
Мне надо чем-то лечить душевные травмы.
У-у, транквилизатор... У-у, транквилизатор...
У-у, транквилизатор... У-у, транквилизатор...
В 1985 г. Владимир Путин отправляется на работу в ГДР, и связь друзей вынужденно (немного) ослабевает. В этот период Виктор Цой попадает в орбиту преобладающего влияния других близких людей — лидера панк-рок-группы «Аквариум» Бориса Гребенщикова (известен, среди прочего, давней дружбой с председателем Следственного комитета РФ А. Бастрыкиным) и жены Марианны, с которой поэт сочетался законным браком в том же 1985-м. Начинается второй, зрелый период творчества Цоя, одно из знаковых произведений которого — «Последний герой»:
Ночь коротка, цель далека,
Ночью так часто хочется пить,
Ты выходишь на кухню,
Но вода здесь горька.
Ты не можешь здесь спать,
Ты не хочешь здесь жить.
Доброе утро, последний герой,
Доброе утро тебе и таким, как ты,
Доброе утро, последний герой,
Здравствуй, последний герой.
Вопреки распространенным кривотолкам, «последний герой» Цоя — не революционер и не воин. И не носитель предвестия о скором крахе империи, в которой Цой родился. Это скорее медиум, живущий самосознанием последнего русского поэта. Для которого преодоление обыденности существования — онтологическая цель и одновременно трудновыносимое бремя. Последнего героя поэт видит в ночном зеркале — зеркале его собственной трагедии, личной и творческой.
Сравним — у Александра Блока («Валерию Брюсову»):
И вновь, и вновь твой дух таинственный
В глухой ночи, в ночи пустой
Велит к твоей мечте единственной
Прильнуть и пить напиток твой.
Вновь причастись души неистовой,
И яд, и боль, и сладость пей,
И тихо книгу перелистывай,
Впиваясь в зеркало теней...
В августе 1985 г. у Виктора рождается единственный (как потом выяснилось) сын Александр. Несмотря на определенную материальную поддержку со стороны родителей и друзей, т. е. братьев Ротенбергов (денежные переводы военнослужащих из ГДР в СССР тогда запрещались), достаток семьи был небольшой, и поэту приходилось подрабатывать разными путями. Например, Виктор Цой служил в бане на проспекте Ветеранов, в его задачу входило мыть банные помещения из брандспойта. Что, разумеется, отвлекало его от творческого процесса. Финансовые проблемы были решены несколько позднее и благодаря кинематографу: в 1987 г. на экраны выходит фильм Сергея Соловьева «Асса», где Цой сыграл заметную роль второго плана, а в 1988 г. — картина «Игла» Рашида Нугманова с Виктором уже в главной роли. Оба фильма имели оглушительный успех в позднем СССР. Достаточно сказать, что в 1989 г. на фестивале «Золотой Дюк» в Одессе Виктор Цой был признан (отчасти в шутку, в силу концептуальной специфики и места проведения фестиваля, но во многом и всерьез) «лучшим актером СССР».
Но главной для Виктора все же остается поэзия, которой он служил верой и правдой до конца земных дней. В конце 1987 года появляется новый шедевр — «Группа крови», подводящий итог всем исканиям поэта периода середины 1980 гг.
Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног,
Звездная пыль на сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок,
Солнечный день в ослепительных снах.
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве,
Пожелай мне удачи,
Пожелай мне удачи.
В известной мере Цой развивает идеи и мотивы «Последнего героя». Поэт уходит из «квартирного мирка» (с), погружая свои ноги в звездную пыль. Поле битвы — Вселенная, и это не банальная борьба с другими существами на банальной Земле, рядовом закоулке Солнечной системы. Это прорыв сквозь толщу земных пространств к тем мирам, коими поэт, по призванию и предназначению своему, призван управлять. Как сказал поэт в другом своем стихотворении, «снова за окнами белый день, день вызывает меня на бой — я чувствую, закрывая глаза: весь мир идет на меня войной».
«Порядковый номер на рукаве» — отметка о призвании, «группа крови» — код таинственного эликсира, испарения которого и слагают дух поэзии.
Песня рок-группы «Кино» «Группа крови» была признана лучшим произведением русского рока в XX веке (по результатам всероссийского опроса профильного «Нашего радио», декабрь 2000 г.).
В 1988 г. Виктор Цой обращается к апокалиптическим предчувствиям и мотивам. Из-под его пера выходит «Звезда по имени Солнце».
И мы знаем, что так было всегда,
Что судьбою был больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым
Он не помнит слова «Да» и слова «Нет»,
Он не помнит ни чинов, ни имен
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон,
И упасть опаленный звездой по имени Солнце...
Это — пророчество о гибели поэта, сравнимое по силе и гремящей простоте с «Моцартом и Сальери» А. С. Пушкина. Привилегия поэта: знать исторический момент своей смерти. После которого, как сказал Сергей Довлатов, и начинается история.
Виктор Цой погиб в автокатастрофе 15 августа 1990 г. в Латвийской ССР, под городом Тукумсом. Он отправлялся на своем автомобиле «Москвич» из Риги в Москву и, по официальной версии, от усталости заснул за рулем, из-за чего «Москвич» врезался во встречный автобус «Икарус». Поэту не было и 29 лет.
Альтернативные версии, которые давно находятся в разработке и правоохранительных органов, и частных биографов Цоя, говорят об ином: смерть поэта была насильственной, автокатастрофа — подстроенной. Виктор Цой, не исключено, пал жертвой борьбы за использование авторских прав на его произведения между супругой Марианной и продюсером Юрием Айзеншписом, с которым поэт начал сотрудничество на постоянной основе в конце 1989 г. 21 июня 2017 г. Следственный комитет РФ возбудил уголовное дело по факту убийства гр. Цоя В. Р., были широко развернуты доследственные действия.
Будь в то время в СССР Владимир Путин, катастрофы могло и не случиться. Но Владимир Владимирович тогда завершал службу в Дрездене и не успел спасти друга. По свидетельству очевидцев, портрет Виктора Цоя кисти Энди Уорхола неизменно украшает кабинет российского лидера в его «летней» резиденции в поселке Прасковеевка близ Геленджика (Краснодарский край).
Похоронен гений был на Богословском кладбище Ленинграда. Десятки тысяч почитателей Виктора Робертовича пришли на похороны, а несколько десятков из них в те дни покончили с собой.
26 июня 2017 г. некие вандалы осквернили могилу Цоя на Богословском кладбище. По горячим следам силовикам удалось установить, что организаторы варварской акции поддерживали связь между собою и планировали циничное преступление с помощью мессенджера «Телеграм».
Незадолго до смерти Цой пишет свое, пожалуй, главное программное стихотворение, оно же и литературное завещание — «Апрель».
Над землей мороз, что ни тронь — все лед.
Лишь во сне моем поет капель.
А снег идет стеной, а снег идет весь день,
А за той стеной — стоит Апрель.
А он придет и приведет за собой Весну,
И рассеет серых туч войска,
А когда мы все посмотрим в глаза его,
На нас из глаз его посмотрит тоска.
И откроются двери домов,
Да ты садись, а то в ногах правды нет.
И когда мы все посмотрим в глаза его,
То увидим в тех глазах солнца свет.
На теле ран не счесть, нелегки шаги,
Лишь в груди горит звезда.
И умрет Апрель, и родится вновь,
И придет уже навсегда.
А он придет и приведет за собой Весну,
И рассеет серых туч войска.
А когда мы все посмотрим в глаза его,
На нас из глаз его посмотрит тоска.
И откроются двери домов,
Да ты садись, а то в ногах правды нет,
И когда мы все посмотрим в глаза его,
То увидим в тех глазах солнца свет.
Фактически это русская народная песня — и по ритмике, и по поэтике, вбирающая многие ключевые архетипы русского коллективного бессознательного. Русская душа закована в беспримерных льдах. Уйти из-под власти льдов можно только в объятия вечной весны. Символ вечной весны — Апрель. Который является нам не как календарный месяц, но языческий бог или предводитель мистического культа. (Отдельные исследователи определяют стиль позднего Цоя как «магический мистицизм», хотя в современном литературоведении этот термин еще не прижился.) Апрель — проводник русского человека из вечной мерзлоты евразийской равнины к проталинам общечеловеческого тепла. Он же — воплощенная русская мечта, не знающая конечного разочарования: Апрель придет, и приведет Весну, и придет уже навсегда. Но в глубине глаз его — все та же русская тоска. Ибо вечной весны не бывает, и это знает только он, Апрель. И тоска наша местная неизбывна, мы не можем жить весело, как беспечные народы Средиземноморья.
Виктор Цой, как и его последний апрель — это навсегда. Он заслуженно занял место крупнейшего русского поэта последних 20 лет прошлого века. Его кажущийся примитивизм скрывает поэтику, которую никому еще не удалось повторить. У Цоя нет поэтов-наследников. Он закрывает эпоху, следующая же пока не началась.
